Паутина [ Авт. сборник] - Джон Уиндем

— И что?! — нетерпеливо спросил я.

— Мы знали, что они наверняка устроят засаду и выслали вперед разведку, а сами притаились и стали ждать. Те приняли разведчиков за основной отряд, кинулись на них скопом… Ну, тут подоспели наши… Они и глазом моргнуть не успели, как все было кончено. А у нас двое или трое раненых…

— Значит, вы уже близко?..

— Да. Те из них, кто уцелел, спасаются поодиночке. Теперь нас уже ничто не задержит…

Положение было незавидное. Мы не могли двинуться с места, пока не стемнеет, но если сюда ворвутся «наши», они непременно нас тут отыщут.

— А что там слышно у друзей Петры? Из этой… Се-ландии? — спросил, помолчав, Мишель. — Как ты думаешь, можем мы всерьез рассчитывать на их помощь?

— Вы, безусловно, можете на нас рассчитывать, — неожиданно ясно и твердо прозвучал ответ подруги Петры.

— Когда это произойдет? — спросил ее Мишель.

— Все будет, как я сказала, — уверила она его, — вам осталось ждать не больше восьми часов.

Вдруг я отчетливо уловил исходящие от нее волны какого-то… гадливого отвращения и… страха.

— Это… Это ужасная земля… — сказала она. — Мы видели много Плохих Земель, но даже представить себе не могли, что есть еще и такое. На целые мили вокруг видно лишь какое-то… расплавленное черное стекло! Иногда мелькает обычная Плохая Земля, но потом опять эта… это черное! Как можно сделать такое?! Никто из нас никогда не бывал тут раньше… Никто не видел ничего похожего… Все здесь выжжено навсегда! Никогда уже здесь больше не будет ничего живого… Но зачем?! Зачем они это сделали?! Мы… Мы знаем, что страшная сила попала в руки каких-то… несмышленышей… детей, но… Такое могли сделать только сумасшедшие! Горы превращены в пепел, а равнины в это… застывшее… черное… И это спустя века! На это невозможно смотреть! Невозможно представить, чтобы все… все люди вдруг помешались, но те, у кого сохранилась бы капля разума, никогда бы такого не сделали! Если бы мы не слышали вас, мы давно бы повернули назад… На это нельзя, нельзя смотреть без содрогания!..

Ее резко прервала Петра всплеском отчаяния, взорвавшимся у нее в мозгу. Мы не знали, что она уже проснулась и что она поняла из услышанного. Но она явно уловила их потаенное желание повернуть назад. Я вмешался и стал, как мог, утешать ее… Когда она чуть-чуть утихла, женщина из Селандии переключилась на нее и стала уверять, что они нас ни в коем случае не бросят. Потихоньку Петра успокоилась и Мишель спросил:

— Дэвид… как там насчет Рэйчел?

— Петра, детка, — сказал я, — мы уже далеко от дома, и никто не может дотянуться до Рэйчел. Может, ты попробуешь?

Петра согласилась.

— Спроси ее, нет ли вестей от Марка? — попросил я.

Петра оглушительно задала этот вопрос и через некоторое время отрицательно качнула головой.

— Нет, — сказала она. — Рэйчел от него ничего не слышала. Она… Она, по-моему, очень несчастна… Она хочет знать, что с Мишелем.

— Скажи ей, что у нас все в порядке. Скажи, что мы очень волнуемся за нее, но она должна быть очень осторожна, понимаешь? Скажи, чтобы она случайно не выдала своей тревоги!..

— Она поняла! И она будет стараться, — Петра на секунду задумалась, потом сказала мне словами:

— Знаешь, Рэйчел очень боится. Она плачет… И она… любит Мишеля!

— Она сама тебе это сказала? — спросил я.

Петра помотала головой.

— Нет. Это вроде… ну, это… у нее как бы за мыслями и картинками, понимаешь? Я видела…

Я не совсем понял, что она имеет в виду, и мне это не очень понравилось. «За мыслями»… Если не только Петра, а, скажем, Розалинда может сейчас видеть «за мыслями», то…

— Знаешь, давай-ка не будем об этом никому рассказывать, — подумав, сказал я, — ведь то, что за мыслями, нас с тобой не касается. Так что давай сделаем вид, что мы этого не знаем. Ладно?

— Ладно, — кивнула Петра.

Софи проснулась минут через пять. Она казалась вполне спокойной и даже оживленной, словно вчерашней истерики вовсе не было. Она велела нам забраться вглубь пещеры, откинула шкуру, чтобы стало светлее, и разожгла огонь. Дым повалил не в вытяжку, а к выходу и полностью закрыл нас от посторонних глаз снаружи. Софи насыпала что-то из двух или трех мешочков, на которые я раньше не обратил внимания, в чугунок, налила туда воды и поставила на огонь.

— Пригляди за ним, — сказала она Розалинде и, подойдя к выходу, стала спускаться по лестнице вниз. Минут через двадцать голова ее вновь показалась у входа, и она бросила внутрь, прямо на пол, несколько кусков черствого хлеба, а потом влезла сама. Вода в чугунке давно кипела, Софи кинулась к нему и сняла с огня.

— Ничего страшного? — спросил я, кивая на дымящийся чугунок.

— Это пустяки, — ответила она, — а вот там… — она кивнула на выход. — Они нашли убитого… Думают, что это твоя работа. Они уже искали вас рано утром, но… сейчас им не до тебя. У них сейчас дела поважнее… Те, кто участвовал в сражении с вашими, возвратились поодиночке. И далеко не все… Ты знаешь, что там у них произошло?

Я рассказал ей все, что сообщил мне Мишель.

— И теперь где… ваши? Далеко?

Я связался с Мишелем, и он сказал:

— Мы только-что вышли из леса на равнину.

Я передал это Софи. Она кивнула.

— Это часах в трех ходу от реки, — сказала она и принялась «накрывать на стол»: вывалила содержимое чугунка в четыре чашки, стараясь, чтобы вышло примерно поровну. На вкус каша была лучше, чем на вид, но хлеб был такой черствый, что его долго пришлось размачивать в воде. Петра стала капризничать и ворчать, что дома ее кормили совсем не так. Мысль о доме ей кое о чем напомнила, и она без всякого предупреждения вдруг спросила:

— Мишель, а мой отец тоже с вами?

Он так растерялся, что не сумел удержаться. Его «да» прозвучало очень слабо и неотчетливо, и я бросил быстрый взгляд на Петру, надеясь, что она пропустит его «мимо ушей». К счастью, так оно и было. Розалинда, уловившая Мишеля не хуже меня, сидела, не поднимая глаз от своей чашки…

Странное дело — подозрения, даже самые худшие, все-таки ничто по сравнению со знанием наверняка. Я как будто услышал голос моего отца, неумолимый и безжалостный: «Ребенок, — вещал торжественно этот голос, — который будет расти и заражать все вокруг, пока все не превратятся в отвратительных мутантов. Так уже случилось там, где воля и вера людей были недостаточно тверды. Но здесь этому не бывать! Никогда!..»

Я вспомнил слова Харриет: «Я буду молить Бога, чтобы он ниспослал милосердие в этот страшный мир!..» Бедная тетя Харриет! Не похоже, чтобы кто-то услыхал ее молитвы, и надеждам ее, видимо, не суждено было сбыться здесь никогда… Мир, в котором живут люди, охотящиеся на собственных детей!.. Что ж это за мир?! И что это за люди такие?!